Строить станции – это сказка! Сегодня Е.А. Решетникову =85

Друзья, в дополнение к теме вчерашней заметки для молодых атомщиков сегодняшний материал - о 85-летии Евгения Александровича Решетникова. Большую часть своей профессиональной деятельности он отдал строительству атомных станций в СССР и за рубежом, более 15 лет возглавлял эту подотрасль страны. Человек, которого глубоко уважают в нашей энергетике, в Китае, Индии, на Кубе и др. Великий мастер, преданный своему делу, сказал: «Строить станции – это сказка! Душевно это все было. Никто не жалеет. Самые конструктивные годы были».

Дорогой и глубокоуважаемый Евгений Александрович! Поздравляю Вас от всей души с 85-летием, здоровья Вам и всего наилучшего! Ядерное общество желает Вам ещё долгих лет жизни, спасибо Вам за профессионализм и желание передавать свой ценнейший опыт и знания новому поколению строителей АЭС!

***

Е.А. Решетников родился 6 марта 1937 г. в городе Таганроге Ростовской области; окончил в 1959 г. Новочеркасский политехнический институт по специальности "инженер-шахтостроитель". Работал в энергетическом строительстве. В 1986 году был Руководителем отраслевого Штаба по ликвидации Чернобыльской аварии. 1987-1990 - заместитель Министра атомной энергетики СССР; 1990-1992 - заместитель Министра атомной энергетики и промышленности СССР; с марта 1992 г. занимал пост заместителя Министра РФ по атомной энергии, затем несколько лет (с 2004 года) – вице-президент Атомстройэкспорта. Лауреат премии Совета Министров СССР; награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Дружбы народов, "Знак Почета", Дружбы. В течение длительного времени принимал непосредственное участие в сооружении 1 и 2 энергоблоков Тяньваньской АЭС. Находился на площадке строительства ТАЭС в период с 1998 г. по 2007 год. Курировал сооружение АЭС «Куданкулам», Волгодонской (Ростовской) АЭС и многих других атомных станций. Увлекался волейболом.

***

Ниже приводим отрывки из интересного интервью (2018 г.) с Евгением Александровичем

Дирижер атомных строек Евгений Решетников

Автор Сергей Журавлев (Интервью с Е.А. Решетниковым) https://proza-ru.turbopages.org/proza.ru/s/2018/09/17/907

© Copyright: Сергей Журавлев, 2018 Свидетельство о публикации №218091700907

Политрабочие

Когда я уехал после института работать в Сибирь, то секретарь райкома за мной ходил два с половиной года и убеждал, что я должен вступить в партию. А зарплата у него была меньше, чем у меня, горного мастера. Но он был убежден в справедливости той партии, в которой он сам состоял. Вот когда начали идти в органы партии за куском хлеба, тут и выросла прослойка, от которой в нашей стране – все беды… Конечно, это относится не ко всем. Я ничего плохого не могу сказать о нашем Отделе ЦК – тяжелой промышленности и энергетики, возглавляемый Владимиром Ивановичем Долгих. Он привел в отдел профессионалов, людей, которые работали на атомных, тепловых станциях, которые строили их, и с ними было просто решать любые вопросы. Или о Борисе Евдокимовиче Щербине, зам. председателя Совета министров. Ведь он не сразу стал секретарем Тюменского обкома. Это был человек, который знал, что такое война, что такое промышленность, что такое страна. За год до развала Союза предупреждал ЦК о политических и моральных качествах Ельцина, избранного Председателем Верховного Совета РСФСР, предрекал катастрофу для экономики страны. Не был услышан.

Все миром

Интеграция была вызвана желанием стран СЭВ участвовать в совместном сооружении атомных станций. Они усиленно настаивали на этом. Да и без кооперации было бы сложнее осуществить такое массовое строительство. Правда, отдача была не везде одинаковой. Слишком большое различие было в культуре производства. Немцы ощутимо помогали. Чехи сначала делали только запорную арматуру, а в 1984 году им передали полностью производство корпусов реакторов ВВЭР-1000. И для Болгарии они поставляли корпуса. Поляки реально отрабатывали больше рабочей силой. Выделяли им кусок площадки, и они строили там здания, сооружения, вели монтаж подземных коммуникаций. А югославы – те даже стали изготавливать барабаны-сепараторы Ду-2600 массой более 400 т. для наших АЭС с реактором РБМК-1000. То есть нам помогали! Наша промышленность не выпускала оборудование с таким диаметром. И вот был построен специальный цех на югославском предприятии "Энергоинвест", где из заготовок, выполненных на французских металлургических заводах, были изготовлены эти сепараторы и поставлены на Смоленскую и Курскую АЭС.

Кадры решают

В СССР не было такой проблемы как кадры. Были институты, техникумы, с тепловых станций брали специалистов и переучивали. Вот я – строитель. Строил тепловые станции, восьмисотки строил, а это же котел какой – 120 м высотой! Там хребтовая балка 6 м высотой, на которой котел 800 тонн подвешен. То есть уже всему научились вроде бы, а тут атомная станция! Что это такое? Кто из нас понимал? Поэтому позвали из двух институтов преподавателей, и они сорок дней читали нам лекции, причем мы заказали – «от и до». От теории ядра – до конструктива станции. И мы сами получили лицензии, аттестаты, и заставили Управление строительства ввести обязательное требование: бригадир должен быть аттестован. Он не должен в таком объеме знать, как, например, я, главный инженер треста, но он должен знать, что такое атомная станция, что бетон должен быть радиационно-стройкий, а значит с щебнем, с добавками свинца. Для рабочего тоже была своя наука, который тоже должен был знать технику безопасности. И когда началось массовое строительство и с объектов Средмаша тоже пришли люди – в основном из Томска, из Красноярска, Челябинска. Молодые. Они уже знали, что к чему. Они дослужились до зам. главного инженера – и их на атомную станцию. Они приходили, как правило, на управляющие должности – директор станции, главный инженер, его заместитель. Минэнерго строило головной блок РБМК – Ленинградской АЭС. Строил Средмаш. А Курск, Смоленск, Чернобыль отдали как бы в народное хозяйство. Но людей оттуда брали. Были и специализированные ВУЗы. В Одесском институте было два факультета, которые готовили специалистов для атомных станций. И строителей АЭС готовили. Были специальные факультеты электриков для АЭС, которые изучали именно специфику атомной станции. Вроде бы кабель и там и там, ан, нет, своя специфика для атомной станции. Была большая программа подготовки, и самое основное тогда были тресты (объединения их называли) по строительству тепловой энергетики. Они везде были. Тресты представляли собой инженерное ядро, в которых были подразделения на разных стройках. Смысл его был в чем. Тресты обладали распорядительными функциями – инжиниринговыми, как мы сейчас говорим. У них были подразделения по механизации (экскаваторы, автомобили), заводы по ремонту техники, заводы по выпуску железобетона, заводы по выпуску опалубки. И когда начиналось новая стройка, то просто высаживался десант. Сейчас этого нет. А когда трест организовывал строительство, то он всей своей мощностью туда приходил. Он сразу давал возможность управлению строительства обрести структуру. Начиналась, к примеру, Курская станция. Звонок из Москвы: «Поезжай туда, посмотри, мы тебе хотим дать объемы». Я еду, мне говорят, вот тебе – станция перекачки, вот тебе – световой двор, и вот тебе задача – в два года уложиться. А твое дело рабочую силу подбирать. И подбирали людей, формировали бригады. Трест был организующим началом. А сегодня куда кинуться? Вот мы и нанимаем: кто придет, тот придет…

И все равно. Когда в семидесятые за рубежом начали строить, у себя начали строить большие блоки, «Атоммаш» по замыслам должен был производить 5 комплектов в год, потому что Ижора могла производить полтора комплекта, потом два. Но с 1969 года прошло две с половиной пятилетки, 13 лет, прежде чем мы вышли на 3 блока в год. Нужно было подтягивать строительную индустрию, машиностроение подтягивать, и когда в 1982 году мы ежегодно строили от 9 до 12 блоков в разных степенях готовности, и только тогда мы смогли выйти на три блока в год. И то на другой год – уже 2 блока. Потому что не хватало машиностроения, в основном, электротехники. Она опаздывала. А вообще я так скажу, работы легкой не бывает. Работа у кого легкая? У тех, кто занимается партийной деятельностью. Или тот, кто пишет этому партийному деятелю отчеты. Вся идеологическая часть ЦК – это были высшего класса бездельники. Причем, я знал людей, которые со мной учились в школе и они себе взяли в голову, что зачем работать, я пойду в пионеры, комсомол, в партию, и это даст возможность жить спокойно. Такие люди в дальнейшем призывали всех ехать на БАМ, на целину, но сами оставались в горкомах, обкомах и дорастали до отделов ЦК. Но были и другие. Мой приятель был нач. цеха на металлургическом заводе, зам. главного инженера, потом стал секретарем горкома, потом отучился и опал в отдел ЦК, но это совсем другой человек. А те шли, чтобы не работать, а иметь эту пайку. И то же самое было в селах. Ерунда, что у него зарплата небольшая, он знал, что в любой магазин придет и ему принесут, что он скажет. Из-за этих придурков и происходили все беды в определенный момент. И тот же Чернобыль.

Функции руководителя такой стройки – как у дирижера симфонического оркестра, который знает тонкости партитуры, слышит каждый инструмент, определяет музыкальный строй. Таковы же задачи и у руководителей строек. Мы в России традиционно выращиваем специалистов для отрасли, в том числе – управленцев строек. Человек, который приходит в нашу сферу, должен быть еще и спортсменом по духу – работать, не покладая рук, стремясь к чемпионской планке. Управление стройкой – дело абсолютно творческое, оно предполагает ежедневное оперативное решение неординарных задач. График – вещь условная, поскольку все время возникают новые, часто неожиданные обстоятельства. Скажем, опаздывает оборудование, и ты должен точно решить, как поступить: оставлять проем, останавливать стройку или искать еще какой-то другой выход. Надо соображать! И еще одна особенность атомной стройки: здесь не обойдешься без способных инженеров, квалифицированных рабочих, сюда не наберешь людей с улицы. Это подтверждает весь мировой опыт. И дело руководителя подобрать соответствующие кадры.

Строитель – интересная профессия, она не дает человеку возможности остановиться, требует развития, постоянной наработки нового опыта. Профессионал – тот, кто уже все умеет и продолжает учиться. Чем больше профессионалов работает на площадке, тем лучше идут дела. Это, как правило.

Но строительство строительству рознь. Для строителей атомных станций – строительство дома в Москве, даже если это башни Федераций – просто смех. Это типовые проекты. Атомная станция – совсем другое дело. Там другие требования к бетону, к конструкциям, я уже не говорю о ювелирном монтаже реактора – зазор между корпусом реактора весом 320 тонн и шахтой – 1 миллиметр.

Строить АЭС – это искусство

Я всю жизнь проработал в электроэнергетике, строил шахты и заводы, и могу с уверенностью сказать: такого сосредоточения мысли, технологических решений, идей, как на АЭС, нет больше нигде, ни в одном производстве. До 20 тысяч тонн оборудования размещается на площадке всего лишь 200х200 или чуть больше метров – столько места занимает один энергоблок, ядерный остров. Уровень ответственности не сопоставим ни с чем. Конечно, монтажные и пуско-наладочные работы должны осуществлять высококлассные специалисты. Что касается чисто строительных работ, то здесь все проще. Хотя, конечно, строители должны осознавать, что они строят и зачем.

Сооружение атомных станций – это искусство. Уровень профессионализма людей при сооружении АЭС играет первостепенную роль. Мировая практика сооружения АЭС доказывает, что станции строят, как правило, одни и те же профессиональные коллективы, у которых есть опыт, и к ним предъявляются очень высокие требования.

Поэтому пока мы не поймем, что строительство АЭС – это искусство, станции будут строиться медленно, плохо.

И наш предыдущий советский опыт, и американский, и немецкий, и английский опыт говорит о том, что нельзя брать строительный персонал с улицы. «Areva» забыла об этом, когда перестала делать ставку на французских строителей АЭС, и наняла дешевую рабочую силу в Финляндии, закупила дешевые материалы. Отсюда и отставание в сроках. Скупой платит дважды. Нет, трижды! Они уже трижды вырубали по 600-700 кубометров бетона – не выдерживал нагрузок при испытаниях.

Однако, профессионализм – это еще не все. Человек, который идет на такую большую стройку – он должен энтузиастом быть. Если он не спортсмен по жизни, если у него нет желания быть первым, то лучше не браться за это дело. Лучше идти в банк и гнить там. Поэтому, как только начинают выбывать, уходить такие люди, естественным образом потихоньку все останавливается.

В начале 90-х престижность таких должностей как мастер, прораб и прочее была резко принижена. В результате молодой человек, заканчивая институт, видел, что строитель, инженер – в грязи, в сапогах, что он начинает с какой-то хижины, так не лучше ли мне поехать, набрать барахла в Китае и на рынке продать? И все это челночное движение, может быть, и поддержало внутренний рынок ширпотреба, но в целом, привело к определенной деградации экономики.

Когда заводы покупали, ведь никто не хотел думать, что понадобятся квалифицированные кадры. Все ж думали, что рабочие валяются на улице, я завтра пойду, под забором их наберу. И не было никакой кадровой политики. Профтехучилища и техникумы позакрывали. Да и сегодня даже за большую зарплату – 40 тыс. – не идет на «Ижору» молодой пацан работать, не хочет, потому что это грязно, это масло, это станок. Да он красивый, но все равно это станок, а его уже воспитали, что станок – это грязно, это плохо, он никогда там работать уже не будет. Да лучше он вышибалой в казино пойдет, да и денег больше заработает. Сегодня же студентов заканчивает не меньше, чем в старое время, а то и больше, а на работу по специальностям в инженеры идут восемнадцать процентов. И это, конечно, плохо, это очень тяжело. Поэтому это и сегодня огромная задача – восстановить инженерный потенциал.

Фукусима и Чернобыль

Чернобыль нельзя сравнивать с Фукусимой потому, что Чернобыль это другого типа реактор, который не имел защитной оболочки, который не имел защитного корпуса и который при пароводяном взрыве от неправильного действия, неправильной конструкции, неправильного действия операторов с нарушением всех возможных и невозможных правил привел к этому взрыву. Вылетело 180 тон топлива, которое в дисперсном виде рассеялось по ровной территории. Там еще был в качестве замедлителя графит, которой потом горел, а топливо с парами разнеслось на большие территории. Отдельные язычки дошли и до северной Европы. Там где далеко долетело – это коротко живущие и их мало долетело. А вот на этой территории, которая не является абсолютным 30-км кругом, с помощью радиометрии выяснили, где на почве находятся долго-живущие радионуклиды. Это и цезий и плутоний, у которых период полу-распада соответственно 220 и 150 лет. И вот эту территорию обозначили, она криво-коленная, оградили ее и сказали, что здесь жить людям не рекомендуется. Их тогда государство их переселило. Но потом когда физики и медицина начали разобраться, сказали, что не совсем это тогда было правильно сделано. Просто таких знаний не было. И решили от греха подальше людей отселить. Наука говорит сейчас так: жить то там можно было, а вот сельским хозяйством, определенными видами, заниматься нельзя было. Можно было заводить там коров и все это хозяйство, но молоко не пить, а масло можно и сметану можно. В период переработки с обратом выходили возможные попадающие с травой, с пищевой цепочкой радионуклиды. Нельзя было есть грибы потому, что они интенсивно в себя впитывают радионуклиды. И потом могут накопляться. Но опять же, все зависит от того сколько грибов съесть. И вот объявили, что нельзя было есть яблоки косточковые. Яблоко само можно есть, но ты не ешь косточку. Чтобы получить годовую дозу нужно съесть с косточкой из зоны две с половиной тонны яблок. Из этой 30-км зоны. Мы ели из нее. И даже в самом Чернобыле ели и даже в самой Припяти ели. И даже там продолжали купаться в бассейне. Это все зависит от того, сколько ты там будешь находится и чего ты будешь есть. Поэтому очень много страхов ненужных было. Но правительство подстраховалось правильно. Потому, что тогда таких знаний не было.

С другой стороны, сегодня известно, что переселение этих людей оттуда привело и к тому, что люди попали в стрессовую ситуацию. И не от того, что они получили дозу облучения, а от того что они получили стресс. Многие старики, ну они тогда еще не старики были, начали досрочно уходить из жизни. И многие вернулись и сейчас в зоне до черта народу живет. Они вернулись в свои дома и там живут, выполняя определенные нормы. Не едят грибов по килограмму в день. А вот картошку едят за будь здоров.

Без дозиметра

Вот я был начальником штаба ликвидации, ну и дальше что? И что, я получил все нужное и не нужное. И что я теперь должен прикидываться инвалидом? Да инвалидом становятся не от этого. Официально получил 36 рентгенов.

Могу честно сказать, каждый человек индивидуален. До этой беды у нас было 0, 5 рентгена годовая допустимая доза. Потом ее подняли до 2, 5, а потом подняли ее до 25. И если ты превышал эту норму, тебя выводили из зоны. Многие не брали с собой дозиметр. То есть он заходит в зону а потом снимал пиджак, ну жарко, и шел копал, возился – естественно, он не набирал. У многих так. Но были и такие люди, которые делали так, чтобы быстро уехать. Которые к бульдозеру привязывали свой дозиметр. Там он за двое суток набирал.

Есть полимерные материалы которыми покрывали дороги, которыми покрывали полуразрушенные конструкции, которые занимались пылеподавлением. Это была как бы пленка полимерная. Она не давала распространятся пыле радиоактивной. Много машин ездило, и пыль постоянна поднималась. Машины мыли от пыли. Но все, что в метал попало, это уже кроме как плавкой не отделаешься.

Старая гвардия

Первые атомные станции за рубежом строило поколение, которому было 35-36 лет. И, тем не менее, это были уже люди с большим багажом знаний и богатым производственным опытом, люди, которые прошли Воронежскую АЭС (в основном), Белоярскую АЭС, и это придавало нам всем уверенность. Когда же мы начинали контракты по Китаю, по Бушеру, то после 12-летнего перерыва в строительстве и вводе новых блоков в России, у нас не было подготовленного молодого персонала. Не могли мы брать людей и с действующих станций на Украине и в Литве. И поэтому почти весь наш персонал был седым. Молодых – до 35 лет – было человек тридцать, остальные пуско-наладчики, персонал на блочном щите – это была «старая гвардия», люди далеко за пятьдесят.

Ни за то мы только на три блока АЭС за рубежом заказы получили, а какое дыхание началось! Ижора, Электросила, Подольский завод, Уралмаш завод, – все задышали, заказы стали давать своим смежникам. А с ядерным топливом в десятки раз больший по объему бизнес, загружающий реальный сектор.

Китайское ревизорро

В 1994 года параллельно с выбором площадки китайцы начали появляться у нас. У нас было полное запустение. Они докладывали, естественно, что труба дело. В 1995 году, когда уже была выбрана новая площадка, мы приехали на Ижору с Ли Пэном, премьером Госсовета КНР – он хотел посмотреть, где будет создаваться реакторное оборудование. Мы шли по пустому цеху, в оглушающей тишине, а впереди нас бежали два здоровых черных кота и над головами летами галки. А когда Ли Пэн увидел, что еще и все стекла разбиты, он очень расстроился. Но все-таки он тогда сказал так: «Ну, подумаешь, стекла! Ну, вставите. Но ты, смотри, нас не подведи!» «Не подведем!» - говорю. И Ли Пэн поверил, что производственный потенциал будет восстановлен и все будет сделано на лучшем уровне. Он знал нашу страну, наш язык, наш характер и оценил тот горячий энтузиазм, с которым мы готовились к стройке. Ну, и не подвели. Лицом в грязь мы не ударили!

Основной принцип у китайцев был таким – ничего лежащего не берем. По всей цепочке от металла до выплавки должны стоять их люди. Везде будет наш надзор, говорят, который должен видеть, что вы нам не подсовываете ничего. Единственное, в чем мы их смогли убедить, и то чуть было не погорели на этом, это использовать на ЛМЗ ротора, которые были откованы давно. Двадцать заготовок было. И они лежали на заводском дворе. И когда начали брать первый ротор, китайцы закричали: «Вы нас обманываете!» Это был момент не критический, но довольно неприятный. Пришлось Чен Чжаобо убеждать, что смысла нет делать новые ротора, если лежат заготовки: проводим повторный УЗК и тщательный контроль при изготовлении. Неделю потратили на нервотрепку, но убедили.

Станция нового века

Тяньваньская АЭС строилась, в основном, руками китайцев. При всем желании мы не смогли бы набрать в России 8 тысяч высококвалифицированных рабочих, а именно столько было занято на строительстве китайской АЭС. Россиян на стройке насчитывалось не больше тысячи. Сейчас работают главным образом инженеры. На них возложен технический контроль. Пусконаладку, шеф-монтаж осуществляли также наши специалисты. Четыре основных здания АЭС: турбинное, здание безопасности, вентиляции, реакторный зал, – строили китайцы под нашим техническим руководством. Расчет с ними производился за счет кредита, предоставленного российским правительством Китаю. За остальные работы китайцы получали зарплату от своего государства. Так было записано в контракте. Контракт на сооружение первой очереди АЭС был заключен на достаточно льготных условиях. Казалось, его трудно улучшить. Но было бы желание! К примеру, погашение кредита начинается после приема блока в коммерческую эксплуатацию. Однако после пуска первого блока китайцы вдумчиво начали принимать его, требуя устранить обнаруженные дефекты. Все происходило в строжайшем соответствии с процедурой и контрактом. При этом блок работал года полтора и наработал несколько миллиардов киловатт-часов в энергосистему КНР. Государству выгода прямая. Во-первых, уже сейчас наша страна получает проценты за использование кредита. Во-вторых, государство через кредит задействовало внутри страны 250 тысяч рабочих мест со 185 заводов. Эти предприятия платят государству налоги. Кроме того, в течение 20 лет мы будем поставлять в Китай ядерное топливо, запчасти. Поэтому рассуждать в категориях «выгодно» или «невыгодно», неправомерно. Стройка может быть невыгодна тем, кто хочет положить себе наличные деньги в карман. Наш президент не устает повторять, что России необходимо торговать высокими технологиями. А АЭС – это самый что ни на есть высокотехнологичный продукт, наряду с атомными крейсерами и подводными лодками. Для нас также крайне важно присутствие России на китайском рынке. Если мы уйдем оттуда, наше место займут другие, те же американцы. Не забывайте, что на проектах, подобных Тяньваньской АЭС, в тяжелейшее для экономики России время удержалось атомное машиностроение.

Это сейчас Китай расплачивается со своими зарубежными подрядчиками деньгами, а в 1997 году, когда заключался контракт, КНР не была готова к денежным взаиморасчетам. Китай тогда со всеми странами строил отношения подобным образом: с той же Францией, Канадой. Но Китай все время платил долги. Даже в тот период, когда наши страны были по разные стороны баррикад. КНР – одна из немногих стран, которая до копейки выплатила долг Советскому Союзу.

Выплата кредита началась с момента пуска блока в коммерческую эксплуатацию. В течение 10 лет китайское правительство обязано его погасить.

Как с автомобилями, так же они и с атомными технологиями поступают. Вот они сегодня получили французскую технологию. Те передали всю документацию. Вестингауз-Тошиба – то же самое. На те вам делайте. Потому что все понимают, что по другому в мире нельзя, не получится. Наши технологии они тоже освоили, но они не будут производить наши станции. Ведь вся беда наша в том, что мы огромные деньги хотим получить за то, чтобы перевести все это на нормальный современный технологический язык. У нас же птичий язык свой внутренний. А они уже не понимают этого. Их предприятия требуют компьютерный код. Дай – и я буду тогда с тобой дружить. Но мы все на это надеемся. По крайней мере, достройку второй очереди АЭС логично поручить компании, которая сооружала первую очередь, с такими же реакторами ВВЭР. Это оптимальный вариант, на наш взгляд, но решать будут китайские товарищи.

Что касается следующих атомных электростанций – «Атомстройэкспорт» примет участие в тендерах и будет бороться за победу.

Головной блок XXI века

Для нашей энергетической промышленности не прошел даром 10-летний перерыв в строительстве АЭС, и при реализации тяньваньского проекта компании пришлось столкнуться с определенными трудностями. Это и брак в поставленном оборудовании, и большое количество проектных ошибок и недоработок, это и большое число изменений и разъяснений проекта. Недостаточным был уровень референтности в широком спектре вопросов – от общеблочных проектных решений, до конструктивных исполнений отдельных деталей оборудования. Снижен был общий уровень качества проектирования и конструирования оборудования для АЭС.

Большую неприятность доставили и необоснованные изменения отраслевых стандартов в постсоветское время, что не преминуло сказаться на качестве выпускаемых изделий.

В СССР строительство атомных станций было довольно своеобразным процессом. В стране просто не существовало двух совершенно идентичных реакторов. В один и тот же, но по ходу и на ходу, вносились какие-то изменения, связанные либо с улучшением конструкции, либо с производственными потребностями. Изменения утверждались уже задним числом. Мы к этому привыкли и считали само собой разумеющимся.

На Тяньване заказчик потребовал абсолютного соответствия проекту и сумел настоять на своем. Каждая из десятков тысяч деталей была сделана строго по проекту и на каждую была разработана документация. Это замедлило ход строительства, но впервые за последние 30 лет (Ловииза) мы сооружали объект в соответствии с западными стандартами качества.

Заодно были практически полностью отвергнуты советские системы управления реактором, и в итоге на Тяньване установлено «сименсовское» оборудование. В общем, роль учеников с широко раскрытыми от восхищения ртами никто играть не собирался. Обеспечивать требования заказчика в период постсоветского кризиса и нарушения кооперации внутри России было, мягко говоря, непросто. Но в конце концов справились, хотя далось это недешево во всех смыслах.

Одновременно китайцы стремились обучить на АЭС максимально возможное количество своих специалистов. Насколько многому он и научились, можно судить по следующему примеру. Если на строительство первой очереди привлекалось до 2 тыс. специалистов из России, то на строительство второй планируется привлечь на порядок меньше. Остальное хозяева станции уже умеют делать сами.

Справедливости ради, придирки были не ради придирок, и второй блок был введен в коммерческую эксплуатацию намного быстрее, в сентябре 2007-го.

И все же на фоне общих международных стандартов безопасности у китайцев есть свои нюансы – они многократно страхуют сами себя. Китайские специалисты очень педантичны и порой находят такие проблемы, которые, как потом выясняется, в реальности не существуют. Когда россиянам и китайцам удалось, наконец, наладить нормальные связи, работа пошла намного быстрее, что и показало строительство второго блока.

Тем не менее, с некоторыми вещами нашему менталитету просто невозможно свыкнуться, так что ли. В атомной энергетике у китайцев действуют жесточайшие правила, и прохождение любого объекта, малейшего изменения, вносимого в проект, имеет свой неизменный ритуал. Они тщательнейшим образом исследуют все мелочи - заседают многократные экспертные комиссии, документация рассылается в разные научно-исследовательские институты. А на последней инстанции, когда «собираются мудрецы» (цвет ученых), их решение вызревает не менее 70 дней. С нашей точки зрения, это - бюрократия. В их понимании это – норма. Впрочем, я лично считаю китайский подход справедливым, поскольку речь идет о надежности и безопасности. Атомная энергия – не шутка. Китайцы всегда ставят цель создать объект, безупречный во всех отношениях. «Тяньвань» как раз и есть такой объект.

Процесс, конечно, затянулся, но дело в том, что они не требовали ничего лишнего, а просто въедливо соблюдали «букву проекта»: что записано, то, будьте любезны, и сделайте.

Другое дело, что сроки отодвигаться и по объективным причинам. Не надо забывать и о том, что проект ТАЭС был, как у нас говорят – головной. Это особая ответственность, и во всем мире при строительстве головных проектов могут возникать (и возникают!) непредвиденные сложности и задержки. Есть старая русская поговорка: поспешишь – людей насмешишь. И если мы поспешили – было бы не до смеха. Для нас главное качество, надежность и безопасность.

Ведь что такое стройка атомной станции? Если посмотреть на опыт строительства в Советском Союзе, когда мы в пик развития вводили по три блока миллионника в год, то на стройках строительно-монтажных подразделений одновременно велось строительство 9 блоков в общей сложности было занято до 80 тысяч строителей и монтажников. Это позволяло укладываться в определенные рамки по темпам возведения: у нас были и длинные сроки строительства и приемлемые. Украинская укладывалась в сроки строительства до 70 месяцев с начала первого бетона. Запорожская тоже укладывалась в первые четыре блока. Балаковская хорошо строилась, Ровенская, Чернобыль хорошо строился. Тяньвань же – это головной блок.

И большая заслуга ГК «Ростатом» и ЗАО АСЭ в том, что несмотря на выход из глубокого кризиса, мы опоздали с вводом первой очереди Тяньваньской АЭС всего на полтора года, и в основном это произошло из-за проблем оборудования. Доработку оборудования приходилось производить прямо на строительной площадке. И это не типичные огрехи, которые случаются на каждой большой стройке. Это результат того, что потеряна определенная квалификация на наших предприятиях.

Проблемы обнаружились после горячей обкатки оборудования. Это и дефекты в главных циркуляционных насосах, некачественные сварные швы на трубопроводах, а также в другом сложном оборудовании… Были проблемы также с опорами и подвесками.

Для китайской стороны характерен очень скрупулёзный подход к делу. Так, в состав комиссии китайского Атомнадзора, принимавшего решение о выдаче разрешения на начало загрузки ядерного топлива в активную зону реактора на «Тяньване-1», входило порядка 250 человек.

Однако, я бы не сказал, что с китайцами было тяжело работать. В требованиях китайского заказчика никогда не было ничего сверхъестественного. Это были справедливые требования. Сложность была, скорее, в том, чтобы переучить самих себя. Оказывается, пословица «Что написано пером, то не вырубишь топором» - это «китайская» пословица. Китайцы, в отличие от нас просто не понимают по-другому. И вот здесь нам бывало сложно перебороть себя психологически. Ведь это у нас главный конструктор может приехать на станцию и дать разрешение на какое-то отступление от нормы, которое, по его мнению, не повлияет на конструктив. Для китайцев это – нонсенс. По всем их писанным и неписанным законам, если ты отступил от нормы, то ты должен обосновать, почему ты отступил, предоставить расчеты, как это повлияет на работу этого узла и всей системы в целом. Только после того, как предоставленные расчеты пройдут их надзорные органы, они дают зеленый свет. И если их надзорным органам нужно, допустим, сорок дней на утверждение, то раньше они ответ тебе не дадут – хоть ты прыгай и кричи, что Мао поднимется!

Китайские головоломки

Иногда мы, конечно, нервничали. Достаточно вспомнить историю с колесом главного цикруляционного насоса, где выявился 4-сантиметровый непровар. Китайцы заставили нас возиться с этим пустяковым дефектом почти три месяца, не доверяя даже гарантиям специально прибывшего главного конструктора насоса. Они элементарно указывали на чертеж, требуя показать в нем, где заложен и просчитан этот конкретный конструктивный непровар. В итоге, конечно, все было сделано, мы даже выявили технологическую цепочку, нашли, кто именно допустил дефект. В Китае просто невозможно сделать что-либо не буквально, во всяком случае, в атомной энергетике. Повторяю, они не хотели ничего сверхъестественного, но были бескомпромиссны даже в мелочах, требуя полного соответствия технической документации. И здесь им можно только поаплодировать.

Так на лопатке ГЦН обнаружили микро непровар – дефект сварного шва – 4 мм. Наш главный конструктор посидел, посмотрел и написал, что этот конструктивный непровар. То есть, данное конкретное место сварного шва не несет никакой нагрузки, и в этом месте он не должен быть проварен. Так что он – как главный конструктор - целиком и полностью берет на себя ответственность за надежность сварки и разрешает принять ГЦН. Китайский заказчик ему говорит: «А кто ты такой, вообще, а?» Тот отвечает: «Я – главный конструктор». «Так вот, если ты главный конструктор, напиши на каком листе и где именно черным по белому написано, что конструкция предусматривает этот непровар. А если он не предусмотрен, тогда ты мне, в соответствии со всеми законами сопромата, обоснуй, что эти 4 мм не повлияют на прочность сварного шва и надежность ГЦН, и тогда я соглашусь с твоей подписью».

И мы, конечно, не сразу поняли, зачем «черным по белому» должно быть написано то, что и так само собою разумеется, и попытались по нашему, по-свойски, сказать, что, мол, да ладно, ну что ты дергаешься, а? Ерунда это все! А он мне и говорит: «Ну, ты пойми, Решетников, я у тебя покупаю не для того, чтобы эта игрушка у меня стояла, а для того, чтобы она работала. И я больше ничего не требую. Вот ты мне выставил требования, как я должен вести себя, какие выдерживать технологический регламент, а я тебе выставил требования, по какому регламенту ты мне поставляешь оборудование. Я у тебя что – глупость спросил? Ты ж написал, что непровар здесь не должен быть. А если он появился, то ты объясни почему. Или внеси изменения в чертеж и обоснуй».

И они заставили-таки наш Санкт-Петербургский институт «Атомэнергопроект» в этом разобраться и обосновать, что непровар не ослабит сварного шов и конструкцию ГЦН в целом. А надо сказать, что наша наука еще не решала таких нестандартных задач по сопромату. Задачка оказалась самой что ни на есть «китайской» головоломкой. И вот когда выяснилось, что на данном этапе мировой науки, эта задача не имеет решения, и доказать прочность конструкции мы не можем, мы были вынуждены признать, что это не конструктивный непровар. Что его не должно быть. И тогда приехали китайцы, и мы вместе начали устанавливать причину. И мы нашли, в какой смене и какой сварщик на ЛМЗ допустил брак. Китайцы говорят, ладно, бывает, делайте новое колесо. Сделали новое колесо. Семь месяцев разбор, и восемь часов – исправление. Правда, никаких финансовых претензий к нам китайцы не выставили. Это и другие обнаруженные дефекты оборудования исправлялись заводами-производителями за свой счёт. Китайцы только потребовали, чтобы этого сварщика на ЛМЗ наказали.

Мидлпоинт

Это был, пожалуй, самый критичный, самый сложный момент за всю историю сооружения Тяньваньской АЭС. Произошло это во время горячей обкатки, когда мы начали делать контроль парогенераторов и обнаружили, большое количество дефектных трубок. К моменту горячей обкатки мы пришли день в день по графику, и вот тогда всплыли вопросы по оборудованию, и они показали проблему наших поставок. Нам потребовалось восемь дней, чтобы добраться до истины. Восемь дней мы сидели с ребятами из Курчатовского института, осматривали эти парогенераторы и думали, как исправить ситуацию. Новейшей технологии вырезания у нас еще не было. И еще 25 дней мы находились между небом и землей, между паникой и надеждой на светлое будущего. И только когда мы смогли, наконец, вырезать новые трубки, проверить их и найти первопричину, мы вздохнули с облегчением. Сейчас они работают, никаких индикаций нет, сняли все вопросы… Не могу сказать, что китайцы обрадовались задержке. Они резко критиковали нас, но участвовали в исправлении.

На игле импорта

То, что большая часть средств была потрачена на закупку импортного оборудования – неправда. Я не проводил специальных расчетов, но беру на себя смелость утверждать, что доля средств, потраченных на закупку импортного оборудования невелика. Самое дорогостоящее приобретение – АСУ ТП производства фирмы «Siemens», за нее мы заплатили 220 млн. долларов.

Инициатива в выборе иностранных поставщиков оборудования была со стороны «Атомстройэкспорта». Мы закупали за границей только то оборудование, которое не производится в России. Автоматизированную систему управления выбрал сам заказчик. Он предпочел «Siemens». Считаю, что выбор сделан правильный.

С установкой вентиляционного оборудования фирмы «FRAMATOME» возникли большие проблемы. Но это была китайская инициатива. Она во многом обусловлена тем, что компания «FRAMATOME» с недавнего времени слилась с «Siemens». К тому же брак имели отдельные экземпляры оборудования, изготовленные на китайских предприятиях. На 90 процентов поставки импортного оборудования осуществлялись из Китая.

В 92-93 годах Михайлов смог договориться с немцами, что ни ему разработают эту технологию TSS-TXP по управлению 92% поведения станции с блочного щита без присутствии человека, и они в первой версии (они потом уже нам признались, что они считали ее тупиковой) нам ее продали. За копейки. Толи два, то ли три миллиона. С большой рассрочкой. Но наши ученые ее довели до кондиции. И вот когда мы хотели свою систему поставить на Китай, но так как у нас она была в стадии окончательной разработки, отдельные шкафы начинали делать, то был долгий у нас спор с китайцами, возили мы туда наши институты, но Михайлов тогда не рискнул. Его китайцы убедили, чтобы он махнул рукой и сказал: «Ну, китайцы, берите у «Сименс». И вот Сименс поставил эту систему. Она работоспособна. Да, она налаживалась, с определенными потому что были и у них огрехи, но по крайней мере она сразу пришла и она сразу заработала. Отдельные сбои были, но это не критично было.

Референтные блоки

Да, мы опоздали на полтора года. Кто-то даже упрекает и в другом: продешевили, мол. Это – глупость. По тем временам контракт был очень хорошим, выгодным. Взаимовыгодным. Для Китая пуск первого энергоблока означает обеспечение провинции Цзянсу электроэнергией. Так как перед китайским правительством стоит сейчас задача ограничить использование угля, то развитие атомной энергетики для них – дело первостепенной важности. А что касается выгоды для России, то этот заказ дал возможность задействовать атомный машиностроительный комплекс, который в последние годы не был загружен. Мы просто выручили нашу промышленность. Если бы не было контрактов – китайского, а также индийского, иранского, например, «Ижорский завод» просто перестал бы существовать. Когда начинали строить АЭС в Тяньване, отечественная атомная промышленность переживала сложные времена. Была разрушена внутриотраслевая кооперация, предприятия стояли без заказов, не хватало специалистов. В итоге, именно строительство Тяньваньской АЭС позволило не только сохранить отечественный атомный комплекс, но и укрепить позиции России на мировом рынке сооружения АЭС.

Эксплуатация 2 блоков Тяньваньской АЭС показывает, что эти блоки являются лучшими в Китае, а по КИУМ – лучшими в мире. После долгих лет перерыва в сооружении АЭС «Атомстройэкспорт», обойдя своих конкурентов, стал первой компанией, сдавшей зарубежному заказчику мощный и отвечающий всем современным требованиям безопасности ядерный энергоблок.

Да, были трудности, и все-таки это не был трудный ребенок, это – золотой ребенок! Каждая стройка – не уносит, а только добавляет жизни. Жизнь укорачивают безответственные, безрукие люди, с которыми, бывает, сталкиваешься. В каждую стройку влюбляюсь всей душой.

Настоящее дело, даже самое трудное, утверждает человека внутренне, а по завершении – приносит величайшее удовлетворение. Его я как раз и пережил в полной мере.

Вечный Китай

Китайцы очень сильно выросли за последние годы как профессионалы. Построили АЭС с шестью энергоблоками собственной конструкции, на территории Китая находится четыре блока французской конструкции. У китайцев есть свое атомное оружие, они запускают людей в космос. Они объявили, что 2020 году Китай должен стать первым в ИТР. По всем показателям. А Индусы пять лет назад объявили, что в 2025 году они должны быть лучше, чем Китай – по всем показателям. И поэтому прямого воздушного сообщения между Индией и Китаем нет. У них вечное соперничество.

Ляньюньган когда-то был рыбацким городком, вытянутым на 30 километров вдоль побережья Желтого моря. Рядом – остров с трехкиллометровой дамбой. На острове был военный санаторий – закрытая зона. Мы поначалу жили гостинице для иностранных специалистов, которые строили порт там. Мы приехали первый раз в 1997 году на 7 ноября. Они нам встречу устроили, показали порт. От него начинается железная дорога, по которой можно, не снимая контейнер, доехать до Голландии. Если сравнить фотографии этого порта 1997 год и 2009 – то его не узнать. Они и тогда говорили, что это будет порт, из которого мы перехватим все контейнерный перевозки, потому что у вас грабят контейнеры. И они перехватили.

И вот за эти двенадцать лет грязный городок стал прекрасным многоэтажным городом. Они сильно развили ипотеку – перехватили нашу идею, как квартирами привлекать персонал АЭС. Когда для наших людей начинали строить жилье, я говорил Чен Джаобо, председателю правления Цзянсусской корпорации по ядерной энергии: «Слушай, товарищ Чен, зачем ты на двух человек строишь квартиру?» А для Китая это были очень богатые квартиры: двухкомнатные – это значит две спальни (кухня и гостиная не считалась). Причем, они сделали по нашему настоянию отопление, которое не положено в этой климатической зоне. А он мне и говорит: «Решетников, вы через десять лет уйдете, а это все нам достанется». Так вот, после того, как для нас построили поселок, в округе начали строить такие же дома и уже тогда – 1999 год – в Китае была установлена норма 19 кв. метров на человека, у нас – девять. То есть они смотрели далеко вперед. А квартиры – по 100 кв. метров, а семьи были молодые, без детей, и они сделали так – хочешь 100 метров будет тебе 100 метров. 38% получи бесплатно, а за остальное ты платишь. Но каким образом? Кредит ему давали от предприятия, не от банка, и у нас такой порядок был и в Балаково, и Курске: предприятие имело право дать деньги на 20 лет рассрочку. Было зафиксировано, что кв м. стоит 1 р.20, и по рубль двадцать он платит. Через пять лет, если ты работаешь нормально, не прогуливаешь, не пьешь, Пять лет проработал, 30% предприятие тебе скостило. 8 лет проработал – 60% скостило. 12 лет – все, до свидания. Все скостило. И кадры держались. И китайцы специалистам такие условия дают. Они ведь то же родились в этой деревне, кто с Харьбина, кто откуда. Пришли, согласились работать, и им дали жилье. Так и Рим возник – открытый город. И Америка. Дальше больше. Прошло 4-5 лет, они начали душить Чен Джабо: «Ты нам коттеджи построй, мы хотим жить в коттеджах». Им сказали, мол, хорошо, мы будем строить вам коттеджи, но как только ты коттедж получишь, ты квартиру нам отдаешь, мы ее продаем в счет твоего коттеджа, и опять по такой же схеме разницу ты будешь нам доплачивать. Так они постепенно богатели, и не только наши китацы, не только на станции.

В 1990 году китайцы попросили нас посмотреть их заводы, они у себя тоже собирались проводить конверсию, преватизировать предприятия. Михайлов мне сказал: «Давай, возьми, кого надо – помогите». Мы взяли с Гидропресса, с Ижорского завода специалистов, приехали сначала в Харбин, на машиностроительный завод. Посмотрели и говорим: «Ребята, вам ничего подсказывать не надо, вы здесь запросто сможете выпускать оборудование для АЭС». Поехали затем на Шанхайский завод – огромное предприятие, как у нас «Уралвагон», где делаются танки. Стали им рассказывать, как перепрофилировать завод под производство атомного машиностроения. Они подсчитали и сделали вывод, что им это не выгодно. «Мы не сможем столько блоков делать, говорят, а надо как минимум четыре». Китайцы очень умно провели приватизацию. Государство не выпускает на волю предприятие до тех пор, пока оно не начнет выпускать конкурентоспособную продукцию, помогает переоснащать заводы, фабрики. Во-первых, преватизированное предприятие обязано выпускать только ту продукцию, которая будет иметь спрос внутри страны, а в будущем экспортироваться. Во-вторых, завод акционировался только после того, как было полностью налажено производство такой продукции. Завод встал на ноги, государство сказало: «Покупайте». Государство оставляет за собой 5%, но «золотую акцию» - с правом решающего голоса. Через четыре года и «золотую акцию» отдают заводу. Так вот они из Шанхайского завода сделали предприятие, которое сегодня выпускает всю строительную технику по номенклатуре, какая только есть в мире. Они позвали японцев, немцев, голландцев, и те привезли свои технологии. И сегодня там выпускают краны любой грузоподъемности. Они делают бетоно-смесительную технику любой производительности. То есть они все лучшее берут от мира и затем сами производят. Да, государство вложило деньги, но сегодня это предприятия вышло уже на мировой рынок. Точно так же как с автомобилями. Они говорят, например, БМВ: «Вы приходите к нам с технологиями, которые вы сегодня снимаете, и начинайте выпускать у нас. Совестное предприятие делаем для Китая. Но условие такое. Первый год – «отвертка». Второй – 30% локализации. Третий – 90% локализации. Четвертый – наша полная сборка. Потихоньку они развили свою автомобильную промышленность. Сегодня там выпускаются машины всех марок. Не всегда качественные, но к этому у них относятся просто: «Качество? Исправим!». Набрали они ото всех замечаний, двоих расстреляли за то, что вместо параллона газеты были набиты, - все сегодня они даже в Европу поставляют свои машины. Они держат марку.

Мне импонирует в китайцах их последовательность в достижении цели. Тогда из Китая летали в неделю всего три международных рейса, сейчас в сутки – около трехсот. Построен огромный аэропорт, вторую очередь к олимпиаде достроили. Китайцы вводят в строй ежегодно 6 тысяч километров асфальтовых дорог. Строят скоростные трассы. Китай сегодня можно проехать с севера на запад с севера на юг с запада на восток, по хайвеям. Да, дороги у них платные, но они построенные по самым современным технологиям, оборудованы всем полностью – и стоянками, и местами отдыха, то есть можно сесть в Харбине и доехать до Монголии. Все это на наших глазах строилось. Раньше от Нанкина до станции надо было ехать 6 часов эти 180 км, а сегодня едешь два часа самое большее. Поэтому они смогли занять людей. Там нет голодных, нищих, даже в глухих деревнях все имеют телевизоры, холодильники. Страна занимает третье место в мире по золотовалютным запасам. У них строгие законы по отношению к взяточникам, к коррупционерам. Все, что касается государственных интересов, жестко контролируется.

Они сделали там открытую экономическую зону, народ стал работать, людям начали платить деньги. Не очень большие, но для большинства китайцев 600 долларов, например, это большие деньги. Предположим, делают они телефоны Нокиа, делают на весь мир. Нокиа только наблюдает, ставит печать. Наши покупают в Ляньюньгане за 5-10 долларов телефон, который не прошел на фабрике контроль, но работает. «А если сломается?» - говорят. «Придешь, поменяешь». И меняют без разговоров.

…Хорошая страна Китай. У меня много друзей среди китайцев. Человек пятьдесят. Все руководители компании, строящие АЭС. Все, кстати, когда-то учились в Москве, в Петербурге. Заканчивали МЭИ, Санкт-Петербургский госуниверситет. Все прекрасно говорят по-русски. Очень обижаются на российское правительство, что оно не принимает китайскую молодежь в российские вузы. На каждом совещании нам об этом говорят.

У самого желтого моря

Если считать с 1989 года, я раз 120 летал в Китай. Путешествовать, правда, много не довелось. Прогулки на катере были, но даже до островов не доплывал. У меня никогда не было свободного времени на объекте. Не получалось. Я если летел в Пекин, по дворцам походил, а в Ляньюньган я без отдыха летал. Ну, если когда тяжелые моменты, неделю посидишь. Я даже багаж с собой не возил – что в сумку запихнешь, то и твое. С китайцами не бывает, что у тебя свободное время есть. Они этого не понимают. У них только одно правило: 12 часов, хоть ты помри, нужно обедать. Вот ты – хоть сдохни, в 12 дня они на полуслове прекращают свое ораторство, и до двух часов – ты их не трогай. Потом в 7 вечера они могут сделать перерыв, и дальше будут сидеть хоть за полночь. Поэтому ни на какие «подвиги» времени не оставалось. Разве что в субботу и воскресение сходишь на пляж. Редко когда на «Жемчужку» сходишь, купить сувенир – жемчуга, чая, и – домой.

В конце концов, все можно преодолеть, только это будет стоить дороже, потому что везде нужно ставить кондиционеры. Да, железобетон надо делать с добавками и дороже будет, чем в Москве его класть, но все это же возможно.

На границе с Индией или Пакистаном

Когда США и МАГАТЭ запретили всем странам сотрудничать с Индией и Пакистаном в ядерной сфере, это их только подзадорило. Пакистан тоже ведь самостоятельно создал ядерное оружие. Я когда был в 92 году в Асламабаде, было предложение построить станцию, (Китайцы после нас построили эту станцию). Мы были в ядерном центре, где руководителем был знаменитый Аюб Хан еще. Они тогда были близки к созданию оружия. У них компьютеры третьего поколения уже были. Когда мы вернулись, написали отчет. Правда, ошиблись мы на четыре года.

Да воровали, покупали секреты и не скрывают этого, но создали. Поэтому любое мало-мальски государство если ему зажаться, они, что хочешь, создадут. Нужен только государственный уровень и все. Это большие затраты, это тяжелый бюджет, по-другому не бывает. Проще конечно купить какую-то технологию, чем с нуля ее создавать.

Да, АЭС в Куданкуламе строится за счет двухмиллиардного кредита, предоставленного Россией Индии. Но эти деньги сразу же стали возвращаться нашу страну, став заказами для отечественного машиностроения, потекли в бюджет налогами от оживших заводов. Заработает АЭС – и для нее индийцы станут закупать наши топливные элементы. Да еще и кредит с процентами начнут возвращать. Таким образом, Россия получит стабильный, многолетний приток твердой валюты. Не надо забывать и то том, что Индия занимает второе место в мире по количеству населения и – шестое место в мире по энергопотреблению. На удовлетворение электроэнергетических потребностей до 2012 года Индия готова потратить более 170 млрд. долл. При этом Индия не является стороной Договора о нераспространении ядерного оружия и существуют ограничения на поставки в нее ядерных материалов. Мы не могли воспользоваться этой ситуацией. А ситуация складывалась в нашу пользу, поскольку соглашение о сооружении в Индии АЭС российского дизайны было достигнуто до ввода санкций МАГАТЭ, и поэтому только Россия на момент могла предложить Индии сотрудничество в этой сфере. Не использовать такую фору для завоевания юго-восточного рынка – рынка с населением более двух миллиарда человек – было бы преступлением. Это гигантский перспективный рынок. Та же Индия уже сегодня развивает совершенно революционное направление ядерной энергетики: реакторы уран-ториевого цикла. Что ж, в России тоже ведется подготовка «ядерной революции» – создание промышленных АЭС на «быстрых реакторах». В Куданкуламе Россия не только помогает развиваться Индии, она кует и свое энергетическое будущее…

График стройки сдвинут, но это не означает, что проект "пробуксовывает" – просто сложилась непредвиденная ситуация (опаздывают же с пуском нового блока французы в Финляндии, ссылаясь на обстоятельства). Сдвиг сроков имеет свои "извиняющие" причины, которые связаны с индивидуальными особенностями реализации проекта. Дело в том, что стройка заказана России не "под ключ", она – двухуровневая, часть работ, не требующих специальных знаний, выполняет индийская сторона. Российские инженеры должны монтировать технологическую составляющую - сам реактор и связанные с ним системы. "Куланкулам" невозможно воспринимать как обычную, "типовую" стройку. У него существует второе назначение, особенный и немаловажный смысл – эта атомная станция еще и университет, где индийские специалисты получают знания нового уровня и качества, осваивая строительство энергетических реакторов легководных моделей. "Профессорами" в этом университете выступают российские инженеры, представители страны, имеющей колоссальный атомный опыт на всех уровнях и этапах ядерной эры.

Когда мы высокомерно говорим, мол, Индия – дикая страна – это, конечно, глупость. Индия безо всякой помощи, сама подняла свою ядерную энергетику. Тридцать лет назад им сказали: «Мы вам не будем строить». Ладно, не надо, сказали индусы, и сами построили станцию на тяжелой воде. Потому что любую нацию, которая захочет выжить, она будет голодать, но она сделает то, что ей нужно. И они сделали. У них есть свои физики-ядерщики. Они построили свои 16 блоков. Они сделали это сами, с нуля. Им ведь даже не передали технологию. Это все они своими руками нарисовали и сделали. Да, у них сегодня нет перегрузочной машины, они руками загружают топливо, но станции работают, они надежны. Можно прийти и сказать, что ж ты, понимаешь, настроил, у тебя на скрутках провода? Ну и мы 40 лет на скрутках были. Ко всему можно привязаться. Но они сделали! Поэтому они очень гордятся. Они атомную бомбу сделали. Они ракеты сами сделали. Сами сделали. За самолеты можно говорить, что мы технологии им продали, но ракеты – это их собственное. Если вы пойдете в Банголоре – это их «Селиконовая долина» - там развита авиационная промышленность, ракетостроительная, вы увидите, что, не смотря на то, что здесь дервиши бродят и бродят, это страна мирового уровня. В бангладроском университете учится 35 тысяч студентов. Это даже не университет, это городок, в котором с четвертого класса отбирают детей, кто по математике имеет способности, кто по пению, и вот они вырастают, и потом оттуда их посылают за счет государства учиться в лучшие университеты мира. Посмотрите, какой рывок Индия сделала. За последние 15 лет, как мы с ними знаемся, с 1979 года, - это стала другая страна. И когда с любым индусом поговоришь, он тебе расскажет о величии своей нации, о том, что сегодня они на 44 млрд. программного продукта продают во всем мире, и что сегодня треть домашних врачей в США – это индусы, и что сегодня Индия сама себя обеспечила всеми необходимыми товарам. Ей не надо ничего ввозить, а ведь она была голодной страной. Сегодня он тебе расскажет и о том, что он будет делать ториевый цикл, и он сделает его! Все ученые мира бегают, растопырив пальцы, а Индия – единственная страна, которая сегодня моноцитовые пески собирает. Три места в Индии, где этот черный песок выносятся океаном на берег. И у них этого моноцитного песка пляж – 600 км. Шиирна - 40 метров и глубина – полметра. Вот они его по-тихоньку земснарядом складывают. И ториевый цикл у них пойдет. И я это четко знаю, лет через 8 точно пойдет. Хотя они говорят, через два.

Вот, например, наша компания сооружает сейчас АЭС «Куданкулам» в Индии, там все строительные работы выполняют индийцы. У них нет той техники, которая есть у нас, практически нет механизации, они пользуются кирками и лопатами, но я не могу сказать, что они строят плохо. Они берегут специалистов, которые могут все правильно организовать. Иногда квалифицированному бригадиру платят год-полтора зарплату, если у него нет работы. Знают – потом он научит других людей.

Завтра начинается сегодня

Позволит ли мощность отрасли осуществить ядерную программу? Из заводов, выпускающих корпусное оборудование, осталась одна «Ижора», поэтому все будут выстраиваться в цепочку и попадать в зависимость от этого завода. Так же с турбинным оборудованием. Тихоходные турбины в Подольске – это пока что светлое будущее. Притом, эти турбины нельзя доставлять по железной дороге, они не габаритные и могут доставляться только водным путем, а таких станций у нас раз два и обчелся. Да и сам Подольск не является судоходным городом, нужно придумывать способы доставки до какого-нибудь порта. Есть вопросы по производству трубопроводов, и хотя у нас сейчас общий рынок, мы можем это покупать за рубежом, но и за рубежом тоже все выстраиваются в очередь. То же Китай, который сейчас получил технологии от Арревы и Тошибы, столкнулся с тем, что реакторное оборудование сам он быстро не может освоить. Да Китай интенсивно работает, и года через четыре он начнет выпускать по той технологии реакторное оборудование. Но на первой станции ему нужно будет его импортировать. В результате они уже сегодня столкнулись с тем, что не могут приобрести это оборудование, потому что мощности Японии расписан до 2013 года. Они ж там тоже не развивают большие мощности. Там есть заводик, он делает один комплект, и поэтому это будет вторая проблема, с которой столкнется и Россия и весь мир, все станции, которые будут строиться за рубежом.

Вместе с тем, АСЭ сегодня держит имидж России в высоких технологиях. И это, безусловно, так! Мировой кризис, конечно, затормозит на некоторое количество лет развитие энергетике во всех странах, в этом не надо себя успокаивать, но мы все-таки держимся в лидерах, потому что ни одна страна в мире не имеет столько заказов на сооружение атомных станций как Россия. В Индии и Иране тоже еще будут трудности с, но это не является таким уж тяжелым ударом и неожиданностью, потому что мы сегодня видим, как тяжело идет работа у АРРЕВЫ в Финляндии. Сегодня она уже опаздывает почти на два года и почти в два раза увеличила бюджет.

В Европе у нас есть предпосылки к сотрудничеству, потому что мы много там сделали и наши блоки там построены, и всю инфраструктуру, не говоря уже о том, что все топливо наше, российское. Там вообще отношение к России довольно хорошее. В период похолодания они попытались сотрудничать с другими государствами, той же Америкой, и везде они наткнулись на непонимание. Так что там у нас тоже большие перспективы есть. Ну а в России строятся сейчас блоки высокой готовности – Ростовский, доводится до ума Калининский, строится Воронежский и Ленинградские блоки. Промышленность сегодня потребляет электроэнергии мало, но это не является препятствием и тем более запретом на атомную энергетику. Более того, если и тепловая и атомная энергетика не будет вводить новые мощности, те мощности, которые проработали по сорок пять лет (а в тепловой энергетике точно такое же положение), их скоро просто не будет. И что тогда? Так что спад в промышленности не должен никого успокаивать, нужно строить новые станции. Рано или поздно страна встанет с колен, а это может произойти через два, три года, как это было в 98 году – дефолт, «конец света», а в 2003 уже электроэнергетика уже сдерживала развитие промышленности. Ни в коем случае нельзя перекрывать поступление инвестиций в науку, в атомные блоки, в тепловую энергетику. И, я так понял, в бюджете хоть и будут небольшие задержки в финансировании, но не будет прекращено. Основное сейчас будет – это строительно-монтажные кадры. Проблема кадров всплывает все больше и больше.

В принципе сегодня кадры реанимировались на Ростовской АЭС. Хоть они и были опущены там ниже плинтуса, но основной костяк сохранился. Есть база, есть жилье, и это позволяет нам вокруг вот этих остатков реанимировать строительные подразделения, которые сегодня худо-бедно, но набрали определенные темпы по возведению второго блока. А вот для кадров Нововоронежской АЭС жилья нет, поэтому нужно выдавать деньги подрядным организациям, которые смогут удовлетворить потребности своих высококвалифицированных специалистов или строить им жилье.

Жилье – это вообще большая проблема для всей атомно-энергетической отрасли, для любых станций, которые будут начинаться сейчас. Разговоры о том, что мы найдем на рынке гастробайтеров, и они нам все построят – это блеф. Это невозможно сделать. Да, у нас работали в свое время поляки на Хмельницкой АЭС, на Курской, но они, в основном, строили инфраструктурные объекты. И когда мы сегодня говорим, что завтра мы свистнем, все сбегутся – да никто не сбежится. У нас даже в то время, когда 250 миллионов было в Союзе, кадры были на вес золота. А ведь и условия были лучше на площадках, потому что целые коллективы в перспективе получали жилье. Сегодня никто не обещает жилье, поэтому можно рассчитывать только на коллективы, которые уже существуют. И обещать им, что в перспективе они будут работать на этой станции. Тогда можно будет создать базовый коллектив, которому за счет высокой зарплаты, которую он будет получать за свою работу, оплачивать жилье. Подсобники, которые можно в общежитии поселить, всегда найдутся. Но костяк, который будет обладать опытом и знаниями, должен иметь свое жилье. А иначе не будет ничего! Сейчас народ куда идет?.. Приходил ко мне парень, мать его у нас работает. Пришел, говорят: «Я полтора года назад институт закончил, помогите сюда устроиться или в министерство». Я ему говорю, слушай, ты, что здесь делать будешь? Вон поезжай в Нововоронеж. Ты же строитель, ты заканчивал строительный институт – иди, ума наберись, лет семь отпаши, поешь лапши, а потом – в Москву, в министерство. Тогда ты будешь понимать, что надо решать вопросы отрасли, а не свои собственные. Ты будешь понимать, что ты – представитель Оттуда. Если ты этого не понимаешь, у тебя стройка будет гнить. Будешь только требовать, чтобы тебе платили». Ну, и что он поверил мне? Нет, сидит сейчас в министерстве, учит, что бы у кого-то машина на объекте вправо поехала, а не влево. 60 тыс. ему платят. Какой дурак пойдет после этого куда-то на стройку?

А зря! Строить станции – это сказка! Душевно это все было. Никто не жалеет. Самые конструктивные годы были. Кидаешь в озеро камень – круги идут. Маленький кинешь – маленькие идут круги. Большой кинешь – большие идут круги. А когда в болото камень кинешь – ничего не идет. Сегодня создана такая прослойка, которая не дает развиваться никому и ни чему. Не зависимо даже от клановости. Наверху приняли решение, а оно – буль – и тишина. Это самое страшное. И если эту прослойку не послать работать – ничего не получится.